Interview with Mariia Tereshko, Solotvin, part I (IF_Sol_09_06)

Name: 
Mariia Ivanivna Tereshko
Maiden name: 
Prokopishin
Code: 
IF_Sol_09_06
Born: 
1929
Gender: 
Female
Nationality: 
Ukrainian
School: 
University of Kiev
Profession: 
Teacher
Length: 
113:28
Date: 
Вівторок, Серпень 11, 2009
Transcription: 

  

Note: the informant's answers in Ukrainian are presented in simplified transcription based on the Russian orthography.

 

Терешко (дев. фамилия Прокопишин) Мария Ивановна, 1929 г.р., с. Заречье Солотвинского р-на (часть Солотвина)

Образование: Киевский университет, учитель начальных классов

Соб. ОВБ, ЕФК

 

Продолжительность - 1 час 53 мин

11 августа 2009 г.

 

00.00 [Знакомство. Разговор происходит возле памятного знака евреям Солотвина,  погибшим во время Второй мировой войны. ТМИ уже 25 лет на пенсии.] В 44-м году, когда уже война

00.01 звидкиля йшли русские, а тут окопалися мадьяры из нимцямы. И тут почалася бытва, и там загынув мий батько. Вин був 1898 року, це було 27 лыпня 1944 року. Я цю вийну добре памятаю. Солотвино було як район.  Тут было дуже багато еврейив. [Кого было больше в Солотвино: украинцев или евреев?] Украйинцыв було бильше. Еврейи чим займалися? У них булы свойи магазыны, з  того вони жылы.

00.02 Солотвино маленьке, малы дви церкви, украинци мали  свою греко-католицьку, а поляки мали римо-католиуцьку - костел. Еврейи - от тут - це синагога. (Показывает на сохранившееся задние синагоги, в котором размещается склад. Костел был по другую сторону рыночной площади. Униатская церковь находится ниже рыночной площади, около 300 метров)  Була колония нимцив, у них був свий костел. Так его называли - немецикй костел. (Немецкий костел находился на той же стороне, где синагога, но дальше по улице.) И тоди еврейив... дуже дружно жили, не було ризныци.

00.03 Вы могли йты до греко-католыцькойи церкви, якщо вы украйинець, якщо вы еврей, вы йшлы до синагогы, якщо вы поляк, вы йшли до свого костелу. И нихто николи не перечив с вами, вси «Добрый день»  - так виталыся. И коли росийски прийшли, так тоже «Здравствуйте» прийшло.  А так поляки «Дзень добрый». Украйинци виталыся «Слава Исусу Христу».  Нимци виталыся «Гутен так». [А еврейи як?] А еврейи - я не знаю. «Добрый день», - мы до йих виталыся. У них були свойи магазыны, ми ходили в ти магазыны, куплялы. Украйинци свойих магазынив не мали. Ота вся площа - це все булы еврейи (показывает в сторону рыночной площади). Торговали тканиною, продуктови тут магазыны булы.  И от як я до вас прыходила,

00.04 якщо я у вас часто купляла, то я була у вас постийною клиенткою. И навить так казали, вы у мене постийный клиент, я вам можу давати дешевше.  [ А в долг давали?] Да, давали в долг. Воны соби запысували. От там на Зариччи, де я жыву, и там у нас був такий Мошко еврэй, и вин мав магазын. То я знаю, що я була малою, и мама напише на карточци, дасть сумку, таки знаете були вязани кошелки.  И мама дасть мени ту кошелку  и вже напыше, шо пане Мошку, мени дайте хлыб, масло. И що треба було, вин давав. Запысував и все. И тоди коли мама вже йшла в магазын, вона вже давала.  Вона мени не давала гроши, бо по дорози ... дытына и все.   И так вси давалы, нихто не боявся.  Ворожнечи ниякойи не було.

00.05 Молоко носили мы до еврейив, бо вони не тримали ни  тварин, ничого. Воны жили тилькы з того, шо вони торгували. И от наши вси давалы йим молоко. И вийна. Но ще до вийни еврейив забрали.  ( ТМИ воспринимает войну как боевые действия 1944 года, когда погиб ее отец, события 1942 года. Акцию по уничтожению евреев, она относит к довоенному времени).  И тут лышылы, у Солотвыни лышылы  аптекаря з двома дочкамы и жинкою, я не знаю, як вин називався.  И лышылы ликаря. От цього ликаря я знала, ций ликар пысався Тигер. Як вин назывався, я не знаю. Вин звертався  «Пане доктор», це не  так, як зараз имя по-батькови звертаемося.  И перед тим,

00.06 у нас було  дома господарство, це ще колы батько жыв.  Це ше до фронту.  У нас буллы коровы, и я носыла молоко.  Я йшла до школы, и я брала для еврейив молоко. Не було так в магазыни: сметана, сыр. Я йим це все носыла. И тодди, колы вже еврейимв забралы, а лышылы тильки цих двох еврейив, мены здаеться, що ще когось третього лышыли.  Я навить хотила бы уточнити, мены здаеться, це було ранньою осинню. Ще вийны не було. Це нимци тут у нас булы.  42-ий рик.  Це було 43-ий рик, вони залышылы аптекаря з двома дочками та залышыли того Тигера. Але перед цым всих еврейив забыралы.

00.07  усих забралы. Ой, Боже, вони з клункамы... И вот у нас... Так хата наша на бережку, а там в долынци жив бидний Дувид. Вин мав трафику. Колы прийизжав Тайк з Москвы, а вин з Солотвину, то вин мене запытався: «Мария Иванивна, а шо таке трафика?» А я говорю:  «Это такой небольшой магазинчик, в котором продавали ну все тютюнови выробы». Ну, там буллы пачки  цих тютюну, коли вы хотилы пивпачки, воны вам видризалы. (Показывает пачку размером с ладонь). Вы хотилы четвертынку, воны вам ризалы. И булы таки папиркы, то продавалы. Зараз уже нема, зараз уже перейшлы на папиросы. А то булы таки папиркы, що вы скручувалы, робылы папиросы и курылы. (Показывает размер приблизительно 4Х8см). И от вин мав таку трафику, там було дви дочкы, Либа и Хайка.

00.08 И сын Шийко, дуже гарно шыв рна машыни. Вин був нызенького росту и вин женився на Берчихи, и та Берчиха булла висока. И та мама того Шийка булла незадоволена.  То вона все казала до моейи мами: «Дывиться, вин такый низький, а вона высока, то йим не пара». А мама все: «Тихенько, бабцю (так йийи називала «бабцю»), тихенько-тыхенько». То воны гарно жылы, але недовго жылы, бо тут уже вийна. В одын день забырають усих еврейив. Вси з клункамы, забирають, пидводамы йидуть. Значить, забырають йих в Ивано-Франкивськ, тоди называлося Станислав. Як вйижджати в Станислав, озеро по ливий сторонни, то вся лива сторона булла забита таками дошкамы, щильними, високыми-высокымы. В рост чоловика, и там трымали еврейив.

00.09  И от еврейив звидсы забралы. И забралы симями, нихто не втик. Никому не давали втекты. И от коли вже в Ивано-Франкивську, в тому в Станислави, той один, я не знаю його призвище, цого зваты Ицик. То вин ввийшов в довиря кухарив. И  кухари його за кваском, за щавелем - варыты борщч. И вин так  одын день - пишов-принис. Другый день пишов-принис, а третий вин як пишов и утик. И вин десь переховувався. У якогось господаря. [Он вернулся в Солотвин?] Нет, он не вернулся, он ушел куда-то в горы,  и там вин нанявся, вин там пас коровы. Господар його приймыв, цього, значить, Ицыка. Ну вин не сказав, що вин Ицык.

00.10 Вин назвав себе якось инакше.  Ну вин там довго був. 27 лыпня тут у нас була вийна. Вин повернувся аж через деякый час, ну, багато рокив мынуло. Ну цей памятнык, я не знаю, скилькы, тры рокы, як його установылы. Ну вин уже жыв десь билля Львова, и вин одного разу прийшов до моейи товарышкы. Вона сыдила, вона також булла вчытелькою, вона сыдила читала газету. Вин прыходить. Вона його не пизнала. И вин каже: «Що вы так сумуете сами?»  И вона каже: «Сидайте билля мене, будете сумувати разом зи мною». Вона так дывыться на нього, вона його не пизнае, бо це ж мынулы роки.

00.11 вид 42 року. И вин так почынае говорыты-говорыты, каже: «Лида, це ж ты, ты зи мною ходыла до школы». А вона до нього: « А Вы хто будете?»  - «А от соби прыгадай.» И вин розказав, я такый-то такый-то, мене зваты Ицык. И вин такий розказав все, вин женывся, вин женився на украинци. У нього е внукы, вин прийиздыв до нейи в Солотвино. И колы було видкриття памятнику, вин тут був, вин страшни речи розказував. Як йих годувалы бурякамы,и ти бурякы от так повтыраемо (показывает, как обтирают об одежду) и, каже, йимо, бо ми голодни. Ховався вин, и все. Це вин прийихав, це за цього Ицыка. Вин жыве десь билля Львова. Але тых, якых я казала... ну це правильно

00.12 лышылы аптекаря и лышыли Тигера -ликаря. И цый, напередодни, десь на якомусь часи, забралы його жинку, а жинка булла дуже красыва. Знаете, вси еврейи носили завывку,  а количь це називалося ундуляция .  По-польськи ундуляция. И вона, я носыла туды молоко, то воны мене дуже добре зналы. И тодди йий забралы, а Тигера и дитину, хлопчыка, ну хлопчик ще не ходыв до школы, мав таки кучери гарни, його тут залышылы в Солотвини зараз з тим хлопчыком. И вин працював у украйинця Рубля, який був також ликарем, працював, и вин мав свий кабинет.  (Дома, в которых жили Тигер и Рубель, сохранились, стоят напротив друг друга через дорогу, на улице, ведущей от рыночной площади к мосту через реку Быстрицу). А йому лыше через дорогу перейты.

00.13  И у мене захворив батько, горло, у нього нарыв був. Мама прыйшла до того Рубля, щоб прыйшов. А вин каже, що я не пиду, а пиде молодший вид мене тей Тигер.  И вин иде. Из свойим хлопчыком, веде за руку, а шо ми старожылы села, мены тодди було 14 рокив, я це вже памятаю. Вин тодди йде з мамою говорить, це и це и каже: «Вы знаете, яку я мав гарну жинку». В нейи було таке довге волосся по плечах, така высока, стрыйна, дуже булла красыва. «А мени, - каже, - що, от того Тигера (оговорка, имеет в виду аптекаря), в якогобуло дви дочкы, одну з дочок дали, щоб вона мени була жинкою. Ви знаете, яка у мене була жинка. Я йийи не хочу. Але дали щоб вона варыла йисты тому хлопчыку и мени».

00.14  Но не жинкою, бо вин не буде жыты, бод уже любыв за циею жинкою (очень любил мать своего ребенка). И от так писля обиду, цэ було такэ пиздне лито и рання осень 43-го року, вин сыдить в кабинэте, цэй Тыгер, цэй ликар, и вин побачыв, як пэрэд викном ишли милиционэры. А ему так як бы душа видчула ему, знаете, вин приходыв до нас часто, може не будэ звьязково, бо я так говорю нэзвьязно, вин колы йишов и з мамою говорыв, так знаете, прийшов, мама швыдко дытиыне дае йисты, вин: «Пей молочко, пей молочко, молочка таке корыстне», - вин так багато маме росказував про всэ. Тоди вже, не знаю, в який то це дэнь було, вин побачив через викно, як идэ милиционэр. И вин у задни двэри

00.15 кабинэту, дытыну залишае, и як пишов, пишов, пишов, пишов (ТМИ показывала дом, из окна которого Тыгер увидел полицаев и откуда ушел, оставив своего сына в своем доме на противоположной стороне улицы). И його нэ було. А ту дытыну милиционэры взяли тут о в Солотвине, вывезли на... ну сюды... на цвинтар, на кладбище. По-еврэйски як воно называеця? Вывели його сюды и його стриляють. Знаете, поклали його так впритул и цей вытягае пистолет и стриляе його. А вин так: «Шо вы робите, прошу пана?» - бо дытына була дуэе выхована, и воно пид полу заховалося. И так було два разы. Цэ булы очевидцы, яки бачили всэ. Знаете, те люды там бачили, яки жили биля кладбища. И тодди вин в ругый чи в трэтий взяв його за руку и

00.16 вбыв и та дытына упала. А батько той дытыны пийшов, вин скрывався на Гути. И прыйшов час, тут уже как раз фронт, цэ було до фронту, а уже писля фронту я знаю, у яких людэй вин ховався, цэ я вже пизднийше узнала. Уже як видгримели ти бои, сорок четвертый, сорок пьятый рик, я пишла до школы, пишла я в восьмый класс, в восьмый, в девьятый,  десятый, и я у Франкивську, тобто у Станислави, ишла по вулици Чапаева, биля будынку пионэрив. Знаете, идэ чоловик. И так знаете, такий вин  такий крамэзный був, гарный,  высокий, скрони [виски] посывилы, сивый чоловик, и с сумкою в руках. И так я щось подывилась на нього, такэ обличчя мени знайомо, бо вин приходыв до батька

00.17 и просыв: «Вы шчо нэ выходьте на роботу, абы я приходыв, абы я миг своею дытыною по дорози шче прогулятыся». Воны на мосте стоялы, каменчики дытына в речку кидала. «Щоб я миг прогулятыся, вы шче не выходьте на роботу, я вам продовжу цэй больничный».  И тоди я ему носыла молоко. А ходыла я уже в восьмый класс. Алэ трэба було ему молоко так покласти, шоб нэ видно було, бо тут же ж булы нимци. И тут така хата, и миж хатами, миж одним будынком и другим от такий перевулок. От такий пмереваулок [показывает - шириной ок. 50 см]. То я нэсла сумку и там мусила поставыты. И вин вже чекал, на другом кинци перевулку. Я тут поставила, вин махнув рукой, я пишла до школы. Идучи из школы, там уже стояла банка, но не така стекляна, як зараз, а то булы таки банки и з ручкою.

00.18 Воны були таки полывани.  Я там ставила ту банку и идучи из школы трэба було оглянутыся, ту банку хапнуты и йты - зараз тоби куля была бы, бильш ничого. Нимци стрилялы. И всэ - и тодди, як я його зустрила во Франкивську, я його пизнала. И вин, знатете, так шв вин и я. Так идэжмо назустричь, я дэсь бачила цього чоловика, бачила, бачила!  А вин так идэ, в одной руце сумку тримае, другу распростэр,  мэни притиснув до сэбе и каже: «Дытынко, я тэбэ знаю, дочко, я тэбе знаю!» А я кажу: «То вы, пане доктор?» - «Так! Я! Я!» Кажу: «Мий батько убитый». - «Я знаю про цэ». Значит, вин чув. А знав вин вид кого - там  на Гути [19 км от Солотвина] була жинка,

00.19 чоловик якой був лесником, а вона була подружкою моей мамы. И вона одного разу прийшла и у мамы шось просыла. Алэ мама сказала, дэсь мени послала - иды! иды! Я нэ чула, я бачила, що мама ей шось дала, и вона пишла. Що вона еи дала, никто не знав. Мама щось з батьком говорила, бо батько шче був жывий, то шче до фронту було.  Батько був жывий. То я лише помятаю, що тато сказав - маму зваты було Ганна: «Добро, шо ты дала». И всэ.  Значить, шо выявляеця, цэ мама вже пизднийше сказала - шо мама дала сорочки и м ама дала такий, знаете, из домотканого сукна - мы тримали вивци - там их же стрижуть, а тоди крутят ти нитки, с тых ниток тчуть тканыну, и с тэи ткакныны, ту тканыну ще давалы на воду, шоб вода так вбыла ийий, и шили таки вуяшики - цэ по-польски называлося вуяшик [верхняя одежда].

00.20 И я того ликара побычила у тому вуяшыку. И як я прийихада с Франкивська и кажу маме: «Мамо, ты знаешь, когог я бачила у Франкивську?» А мама каже:и «Кого?» Я кажу: «Тыгера, ликара, того, шо ликував нашого тата». А мама каже: «Вин выховався, а тата нашого нима». Я кажу: «Вин був у таком вуяшыку...» А мама пытае: «А ты не пизнал?» Я кажу: «Ни, я не пизнала». - «Цэ нашого тата». От тожди приходыла та жинка, вона просыла якогось одягу,  бо йийи чоловик був низкого росту, а батько высокий був такий, такого росту як вин [отец ТМИ и Тыгер были одного роста]. Ни сорочки, ничого не пидходыло с того чоловика той жинки, дэ вин переховывався.  Ну вже вин переховывався, вин пойихав, якось вин добрався у Польщу, в Польще вин женився, и з тоею жинкою вин

00.21 пойихав у Израиль.  И мэни одного разу вчитэлька, що зо мною працювала, щось  мы розговорылыся, вона мени сказала, шо цэй Тыгер пыше до ных лыста.  Бо вин выховывся у йийи чоловика у батькив. И всэ. О цэ я знала, бильш я нэ знала.  И ось рокив тры тому, а може чотыри, до мэни дзвоныть дзвонык. Алэ я так чую, щро цэй дзвонык издалэка - знаете такий. Я пидийшла: «Алло!» - «Это квартира Терешко?»  (мое призвище Терешко). Я кажу: «Так!» - «Марию Иванивна, то вы?»  - «Я». - «А вы знаете, хто до вас звоныть?»  Я кажу: «Вы скажете, хто?» - «Цэ звоныть Тайк Филип Майорович».

00.22 «Ой, добрый день!» - «Добрый день! Знаете, я до вас хочу звернутыся с такою просьбою. Вы, як старожил Солотвины, вы мени можете шось росказаты». Кажу: «Добре». - «Алэ росказаты про еврэйив». - «Добре». - «Я до вас прыйиду». - «Добре». Всэ. И вин вин до мэни дзвоныв, цэ було пид осень, але мэни не було дома, я пишла на похороны, бо хороныли  вчитэля, з яким я починала пэрший класс и кончала десятый класс, и мы разом поступилы на роботу.  Вин помэр, и я була. «Я вчора до вас дзвоныв, дэ Вы булы?»  Я поясню, що я була на похорони.  «Мы до вас зараз прийидэмо».  Я засуетилась, нэ пидготовлено ничого, алэ його я добре знаю. Мий чоловик працював ветеринарным ликарем, а його батько тут у Солотвине працював...

00.23 торговав мьясом, цього Тайка. И вин тут ходыв, вин сам с пьятьдесят другого року, вин повинэн тут прийихаты 24 серпня, бо вин кинчав дэсятый класс [на 40-летний юбилей окончания школы]. И тут мае буты зустрич, из дэсятого класса. И вин прийихав до мэни, со своим другом, и я ему всэ росказала, росказала я йому про цього Тыгера. Всэ дэтально. И я йому сказала навить який чоловик тут у Солотвине, значыть, сын того батька, який выховывалы. «Добрэ. У нас будэ видкриття, и я вас запрошую на видриття». Добрэ. У його була сэстра Майка тут у Солотвине.

00.24 Батьки його помэрлы, мама Лотта, а батько Майор. И воны помэрлы, и воны похоронены тут на цвинтаре у нас [супруги Тайк похоронены не на еврейском, а на общепоселковом кладбище]. И дэсятого жовтня, шось у нас в церкви видправялося,  я иду от тут, тут стоят люды якись. Ну, стоят якись мужчины и стоить миж нимы жинка. Ця жинка видриваеця вид цих чоловикив,  бежить напроти мени: «Мария Иванивна, Мария Иванивна!» А йийи багато не бачила - цией Майки. Вона вийшла замиж за еврэя, и вона зараз в Израили. Вона: «Йой, Мария Иванивна!» Я знаю йийи добре, маму, тата, Филипа знаю, Майку знаю, гэть всэ, и мы так, знаете, росцилувалыся, обнялыся, от тут при всих, на людях. Вси дивляться, ну, ничо.

00.25 И потим - я забула, якого цэ числа було, у менэ е це запрошення, колы було цэ видкриття. И на цэ видкриття прийихав и цэй Ицык. Мы йому написалы, Ицык прийихав, и тут Майя ще е, з своим сыном Михаилом, из Израиля. Влеа мэни каже: «Цэ мий сын, знайомтэся».  И цэй Филип. И мы тут побули, тут було видкриття. Людэй було старшно багато, но погода  була дуже паршива. Дошч падав, ви знаете, вси пид парасолями. И тут я привэла того чоловика,  сына того... ну и вин познайомився, и тут було в рэсторане, воны таку, знаете, влаштовывалы трапэзу. Но я нэ була там, бо у мэнэ помэрла сэстра двоеридна, и я кажу до Филипа, що я не можу. «Мария Иванивна, мусите». - «Нэ можу, бо я мушу пийты на похороны, занает, двоеридна сэстра, я мушу пийты».

00.26 Так воны тут в рэсторане влаштовуюця, и вин тодди познайомився, я вже привила того чоловика, а той чоловик е сусид його, и воны познайомылылся, гэть всэ, роспысалыся, всэ, и через рик приезжае уже нэ Тыгер, а приезжае його сын. И з жинкою. Тут в Солотвино. Йихалы воны на Гуту, звидки ттой Тыгер був. Булы воны тут коло памьятныка, ездилы воны в Маняву [село в 12 км от  Солотвина], и вы пойидьте в Маняву. На руины скиту Манявського. И рик тому, от 20-го вересня буде рик, як той чоловик [сын того, кто прятал Тыгера] помэр. Ну, цэй до мэни дзвоныв, зараз  чогось пэерэстав звоныты. Ну у мэни дочка - вин [Филип Тайк] с пьятьдесят другого року,  а дочка с пьятьдесят червертого року, и так завжди як вин е тут, вона

00.27 працюе ликарэм вухо-горло-нис, и вона нэдавно з ним зустречалася. Каже, я у Франкивську, пэрэжоджу дорогу, хтось кричыть: «Марта, Марта, нэ пэрэходь дорогу, бо машины!» А я кажу, я хочу, бо я бус встыгла в Богородчаны, ще шоб я попала. И каже: тут вин стоить, вин з розпростэртыми рукамы - обнимаемося, цилуемся! И вот вин повинен прийихаты на цэ. О цэ всэ, шо я знаю. И бильш никто у нас не выховався.   У нас цэй Тайк, батька, значыть, цього Филипа, вин, оказываеця, сам був солотвинским. А дэ вин выховався, так я ще и не розпытала. Хотила бы я ще зустритыся и з тим сыном його и розпытаты, дэ Тайк выховався. Тэпэр у Дзвинячы [село в 3-5- км от Солотвина], е Света.

00.28 Мама йийи була еврэйка. Дидусь еврэй, бабуся еврэйка. Мама вийфшал замиж за украинця. Ну воны уже помэрли, а та Света ще залишилася. То мы з нэю часто перезвонюемся. Вона ходыть до мэни, довидуеця, всэ мэни запрошуе до сэбэ, алэ я  чогось... знаете, мэни ужэ тяжко туды. [Это далеко от Солотвина?] Нет, наверно, километра три или чотыри. [Объясняет, как проехать из Солотвина в Дзвиняч и найти там Свету.]  Лыше запытати, дэ найти Нэхорошко. [Рекомендует нам встретиться со Светой, сославшись на нее.]

00.29 [Евреи в Солотвине жили вперемешку с украинцами или были еврейские улицы?] Нет, как квартала не было. Вот там жили [показывает в сторону рыночной площали], взагали от ця вулыця - до горы, по правой сторони [Это куда вы в аптеку ходили? Улица-дорога, ведущая вверх  от рынка и автобусного круга на запад.] Да, куда в аптеку ходыла, так ото вся вулыця була - еврэи жили: хата, хата, хата [показывает, как тесно стояли дома]. А тут у Солотвине воны малы свои магазинчики. Ну, ходыли воны сюды в синагогу [показывает на здание бывшей синагоги, которая находится на другой стороны дороги от памятного знака и в которой сейчас расположен склад], так шо воны вси збиралыся у сувботу. У субботу воны нычого нэ робыли. Воны всэ старалыся в пьятныцю зробыты,  а в субботу ужэ ничого. А звидки я знаю,  бо внизу, дэ наша хата була, там жили еврэи. То вона уже ничого еврэйка нэ робила.  А жили мы дуже гарно, у нас было господарство, мий батько працював

00.30 обсэрватором. Цэ по-польтски, цэ шче за Польшчею. И за радянських, и за нимцив, и за Польшчею, и тэпэр за радянською владою - цэ спостэрэжник водомирного поста. [Рассказывает, как после гибели отца осенью 1944 г. к ним пришел военный и сказал, что водомерный пост, который относился к Прикарпатскому военному округу, должен работать.

00.31 Просил мать следить за показаниями, но она была малограмотная, 2 класса австрийской школы, и тогда поручили записывать данные ТМИ и так они обеспечили себе заработок в трудные военные и послевоенные времена.  ТМИ тогда еще училась в школе в восьмом классе. Поэтому ТМИ с читается участником войны.]

00.32 [Потом пост перевели в Яремчу. Советует нам съездить в Яремчу.] [На каком языке разговаривали евреи в Солотвипне?] На украинськом. Воны миж собою по-еврэйськи, а до нас зверталыся по-украинськи. [Быи украинцы, которые знали еврейский язык и с еверями могли по-еврейски говорить?]  Ну, ти шо... Вот у мени був, у моейи мамы сестры чоловик, який учывся у евреив шиты, и вин так выучив ту евреэйску мову, шо вин так говорыв. Но вин уже помэр.  Булы таки.

00.33  Булы таки, шо навчилыся. Еврэйска мова дуже подибна до нимецькой мовы. Знаете, там яки слова е, шо... Булы, булы таки люды, шо вчилыся. Еврэи булы як... було йих багато кравцив, шо воны шилы. [И они брали себе в ученики украинцев?]  Да, воны брали соби ученыки, воны шо-то йим  платыли, и воны приходыли утром, вэчэром уходыли, и всё врэмья были у них. Алэ нэ було ниякой воро... николы бийки нэ було, ниякой ворожнэчи нэ боло. Вот так носыли молоко, воны прыходили. Та бабця, шо жила у нас внизу, то воны приходыла до мами и каже до мами: «Прокопишивна, шо вы сьогодня робыте?» - «Ой, бабцю, маю сино». А я ж була, и брат у мэнэ. Вин полковником у Билорусии, но вин уже на пенсии. И от того брата тые дви еврэйки выбавылы [вынянчили].

00.34 Мэни вже нэ трэ... [имеет в виду, что она была старше брата и няньки ей не нужны были].  Алэ - то были Либа и Хайка. Либак була туберкулёзна. И вот николи та бабця, шо было характэрно,  шо вона казала до мамы: «Вы знаете, Либу я нэ пришлю, бо Либа кашляе». А Хая прыходыла. И вона мэни навчыла  спиваты. Колы вона надходыла, то трэ було казаты:

Я дивчына Хайка,

Продавала яйка,

То по дэсять, то по двацать,

А нарэшти по шестнадцать.

И колы вона прыходыла, то трэ було вылезти на крисло и спиваты [напевает]:

Я дивчына Хайка...

Вы понимаете? Я девушка Хайка, продавала яйка...

[Ой, напойте еще! Напевает:]

Я дивчына Хайка,

Продавала яйка,

То по дэсять, то по двацать,

А нарэшти по пятнадцать.

А брат ще нэ миг вылезти на кресло, бо вин був малый. И вона його била [показывает: шлепала легонько ладонью]. А так у забори була дирка. И вин помале пролизав у цю дирку, ходыв до тоей бабци, до мамы тоей Хайки

00.35 и каже: «Бацё, бацё, Либа бий, бий...» Показывав, шо вона його била [отшлепала]. [Оговорка: речь идет про Хайку, Либу к ним в дом не отправляли из-за болезни.] То вона ломыла лозынку, брала його за руку, проходыла и: «Я тоби дам, нашто ты дытыну  бьеш?» [В шутку угрожала Хае.]  И вона уже так: як у пьятныцю, так вона уже грила воды, тут же электрики нэ було, газу нэ було, трэба було пичку топыты. Вона нагрие воды, нас помые, и мэнэ, и брата. И мама уже приходыла с поля и вона тоды уже каже: «Диты уже помити. Я вже все постирала з иийх». [То есть она вам по хозяйству помогала?] Да, вона помогала то, шо нас бавыла. То вона як уже йшла, то мама ей давала сыр, сметану, молоко и вона уже йшла и всё. И колы забиралы нимци йих, тых евреив, о та Хайка хотыла втикты. У них була така хатына бидна, и вона якось с хатыны вийшла

 

00.36 и сила пид лэрэво. А нимци йийи уже шукають. И знайшлы йийи, так тягнуть, и маму уже вэлы, вона була вже дужэ старэнька, то йийи велы... Тато тоей Хайки помэр, и воны вэлы йийи так пид руки и так ноги волоклы... шо вона уже нэгодна була.  И цэй... шо характэрно, шо цэй Ицык бачив, як с Зариччя прывезли  цю, то вин навить колы вин тут выступав, виступав вин от тут о... [показывает на площадку рядом с памятником]. Вин выступав и навить каже, шо з Зариччя привэлы жинку, ноги якоей волоклыся по дорози... Вин цэ запамятав.  [Песенка про Хайку - это дразнилка была? Она обижалась?]

00.37  Нет-нет, она научила! [Это она сама вас научила этой песенке?] Да. Она научила, мы должны были ей приветствовать, когда она приходила. Когда она приходила, когда она только шла, вот я залезала и [напевает:]

Я дивчина Хайка,

Продавала яйка,

То по дэсять,

То по двадцать,

А нарэшти по пятнадцать!

А тэй картуз малый [младший брат] нэ миг вылезти на тэй [забраться на кресло], и вона його тоди щлёпанца. А вин идэ: «Бацё, Хайка бий-бий!» - «Ну, я еи дам!»[шутливо угрожала мать Хайки]. Лозыну у руки и Хайку проходыла. «Ни-ни, Хайка гарна, Хайка гарна!» [жалел Хайку малыш]. [Сколько лет было тогда Хайке?] Ну, йийи було десь рокив, я знаю, трыцать рокив, да... [А вы детьми были?] А мэни було скильки тоди... Мэни було тодди рокив висимь. Бо я з 29-го, а брат з 33-го.  На чотыри роки [моложе].

00.38 Так шо вин був малый, нэ миг вылезти ни тэй... И вона уже так: о! о! о! [показывает, как Хайка хлопала в ладоши].  Шо я навчила детей! Вона була рада.

[Когда евреи приходили в украинский дом, они там что-нибудь ели?] Ели, ели. От та бабця, колы приходыла до нас, мама йийи завжды так принимала гостынно: «Бабцю, будэте йисты? Я варыла варэныки». - «Давайте!» И мама дала йийи, вона пойила и ще тоди  в тарилку дивчатам - Либи и Хайци. [А когда украинцы приходили к евреям, их гощали?] Да! От на Пасху, знаете, йихня така паска - як вона называлася?..  [Пытается вспомнить слово.] [А как она выглядит?] Така тонэнька-тонэнькка дуже и ломалася. 

00.39 И цэ трэба було пэкти, с такого... с такой пшэныци, колы зибрала, шо на ние дошчу нэ було [вероятно, имеется в виду маца-шмура]. [Опять пытается вспомнить, как называется маца и предлагает обратиться за помощью к Свете Нехорошко, см. выше.] Цэ на Паску воны пэклы. [Из какой-то особой пшеницы?] Да-да, цэ був особливый сорт пшеныцы... [см. также об этом далее.] Потим тут у Солотвине був дирэктор лесгоспу. Дирэктор лисокомбинату. Вин писався Пельц. И той Пэльц дэсь був там с Рожнятова. Там, дэ выховывася цей Ицык. И вин там выховався. Ну як - вин трымав кони, вин таким був робитнком, воны це дэрэво дрелювалы, знаете,

 

 

00.40 забывали клин, и кони тягнули цэ дэрэво з горы вниз, уже там далеко и с платформы  воны вже грузыли. И вин якось выховався.  А як вимн выховався? Чи вин був в армии, от я нэ знаю. ХЭотыла я всэ запытаты. И вин повэрнувся туды в Перегинск и була из Полтав дивчина, Галина Матвиевна, и вин закохався в неи и вин з нэю оженився. И воны с Перегинська перейихалы сюды в Солотвин. Вин працював дирэктором лисокомбинату. У йог обув самый старший сын Лёня, учився вин в мединституте, закинчив чи пэрший, чи другий курс, и булы у них два блызнюки - Витя и Саша. И потим була дивчинка Слава.

00.41 [Далее ТМИ просила выключить диктофон и рассказала историю гибели Пельца в автокатастрофе. Дочь Пельца родилась уже после его смерти. Еврейское ее имя - Берта]. Вона окинчила пединститут, а ци хлопци кинчили... цэй Лёня учився в мединституте, ци два хлопци кинчили лисотехничный, поступыли, бо е таке правило - близнюки, то мают [нрзб - льготу] поступаты. Витя и Саша поступыли в лисотэхничный, ну, пизднийше воны поженилыся, у них е внуки, и ця Берта... Лёня шче при життю батька застрилився через якусь дивчину. То я так памятаю, такий похорон був великий, моя мама ще жи ла в ой части.

00.42 Мама пришла, знаете, у нас есть тако прынято, мы приходимо и коло покийника молымося. А вона дуже дружно жила с моею мамою, цього Пельца жинка. То вона пидишла и так, знаете, молиця, молиця, молиця, молиця. Того Лёню поховали, писля Лёню поховали батька. [Их по еврйскому обряду похоронили?] Нет, бо тут було закрыто. Тут лише був одын еврей, як вин писався..? То його хоронили так по еврейському. [Вы видели эти похороны?] Мэнир росказували, шо вин лижав на доливци [на полу], бо еврэи колы помырають, бро еврэи колы помырають, то йих на доливку кладуть, нэ на стил. А йих на доливку. И похоронилы його тут во [показывает в сторону еврейского кладбища]. Вин був Кутер! Кутер. А вин був зубным ликарэм. А був женатый на украинци.

00.43 [Это уже после войны было?] Писля вийны. И тэпэр його сын пойихав в Израиль, и його сын тако ж женився на украинци. И воны пойихалы в Израиль. [Возвращается к рассказу о смерти и похоронах Пельца.] Ти два сына уже закинчили вже писля батька лисотехничный институт, працювали воны тут, и вот недавно, не знаю, скильки тому рокив будэ, цэй Саша помэр. Я була на похорони, и у Лёни, и у Пельца. И о ця Галина Матвиевна, вона часто до мэне приходила. И колы уже похоронили Сашу, вин був одруженый во Франкивську, але друга жинка у його, вид первоеи жинки у його  дочка и вид другей жинки е сын, здаеця. Хлопчик, мэни здаеця.

00.44 И через деякий час помирае цей Витя. О це Витя як помэр, скильки тому рокив... дэсь приблизно три роки, цей Витя помэр. А за цей час ця Слава познайомилася и с хлопцем, нэдалэким моим сусидом, и воны выйихалы в Израиль, бо в Израиле була Пельца сестра. Йийи батька сестра була в Израили.  Воны выйихалы туды и воны там залишилиса жить. А тут залишилася уже писля смэрти третього сына залишилася сама Галина Матвиевна. И вона так... я йихала до миста, бо у нас мист був перерванный, воны там живуть недалеко,

00.45 то я повернула до нэи. Йтйт та дочка оформила и вона одэржуе, одэрживала паёк еврэйский у Франкивську. То я повэрнула до нэи, вона мэни так росказуе и каже: «Марусю, Марусю, на цю нич Витя попав в ликарню!» - «А шо?» - «Инсульт у його!» И вин напэвно дни два либо три побыв там в реанимации у Франкивську и вин помэр. [ТМИ рассказывает, как ГМ просмила ее прийти и она принесла на похоронры Вити огромный букет хризантем.] Я так стала, молюся, бо так в нас принято. А вона взяла у мэнэ цэй букет и кладе коло цього Вити.

00.46 И тут приходыть Витин сын, Борис, прийихав с Израилю. На другий дэнь були похороны. Хороныли його так - по нашому обряду, по украинському обряду. Ця сестра, Слава, не могла прийихаты. [По еврейскому обряду хоронят тоже с гробом?] С гробом! Вин лежав, вид такий... Були, мени здаеця, из Франкивська знайоми еврэи, поминки робыли так, як зараз роблять. [Лицо открыто было?] Лицо открыто.  Ну так як вже у нас хоронят.  [Не поняла вопрос, продолжает рассказывать про похороны старшего Пельца.]

00.47 И у нас ще покийника брали, бэруть до церкви, но тут уже не бралы, не бралы Лёню, ни не бралы Бориса. Борис Якубович. А так по-еврэйски Бэрко Янкелевич. То вин ще помир за Советив и радянськю влады, то його нэ бралы [т.е. при советской власти в церкви не отпевали]. И цих сынив, сынив вже тепер поховалы, то нэ бралы йиих до церкви. У нього було два сына у цьогго Вити - Борис и Роман. То Борис и Роман булы в Израили, то обы два сыны прийихалы на похорон, а писля того, ЧК уже похороныли, не пройшло багатот часу, прийихала ця Слава. То мэни Галына Матвиевна отзвоныла. «Маруся, я напэвно буду йихаты в Израиль. Шо я тут сама миж чужими людьми буду робыты?» 

00.48 И вона пойихала в Израиль. Та дочка забрала йийи в Израиль. Вона всэ тут попродала, вона мала куры, порося, всэ породала, пойхала туды за Израиль. А у тоей дочки е дивчинка Юлька и хлопчик Максимко. И вона пойхала там нянчиты дитэй. Можэ рик тому, вона напысала до мэни лыста, ця Галина Матвиевна. Вона напысала, шо вона там нэ можэ прыжитыся, вона хотил б коло своих сыночкив, можэ я прийду... И вот я думала, шо вона можэ тут на каникулах прийдэ, або прийидэ йийи дочка. Алэ я тэпэр никуды так нэ ходыла, знаете, мушу у тых сосидий запытатыся, чи вона прыиздела. Вы мэни позвоныте и

00.49 я вам скажу, чи да, Слава прииздела. [Возвращаемся к теме угощения на Пасху.] Да-да, так, носыли по хатах. [А пшеница какая должна быть?] Пшэныйя - як колы йийи скосять, так йийи мусят змолотыты. Ну зараз на тых... ну, косарка колы косыть, вона косыть и молотыть.  Шоб там нэ попало дошчу! Як вона называлася [все время старается вспомнить название мацы.] [«Еврейскую паску» по домам пекли или где-то была пекарня?] Мэни здаеця, шо воны по домах пэклы. Таке тонэньке и таке

00.50 тисто було волнистэ. [Квадратная или круглая?] Ни, квадратная [показывает: ок. 20х20 см]. Я знаю, що ця бабця приносыла, ця сусидка приносыла и кажэ до мамы: «Я вам прынэсла угошчаты». Ну и колы у нас свята, мама кажэ до нэи: «Бабцю, вы бы прийшлы!» - «Прийду, прийду!» И всэ. [Украинской паскаой вы угощалы?] Да. [Евреи не отказывались?] Ни, йилы. [А было что-то, что евреи не ели?] Воны не йилы мьяса свиного. Свиного мьяса воны нэ йилы. [А почему?] Нэ знаю. «Трэфнэ», - воны казалы, шо цэ мьясо трэфнэ. Воны свинину нэ йилы. А говядину, тэлячэ, курка, а курка - то у пэршу чэргу.  [У отца Тайка был мясной магазин?] Нет, это не его

00.51 магазин. Он только работал там. Продавцом работал. [Там мясо только продавали, там не забивали скот?] Не, не забивалы. Там была бойня, дэ забивалы [бойня была вверх по дороге от рыночной площади на запад]. Он ехал туда, забирал то мясо, муж мой это мясо штамповал [муж ТМИ был ветеринарным врачом] и он уже в магазин [его отправлял]. [Евреи покупали мясо в этом магазине или гдще-то еще?] Нет, в это время, когда Тайк уже работал, евреев уже не было. [А раньше где покупали?] Раньше воны покупали в магазине. [Был какой-то человек, который кур резал?] Да, онги резали как-то кур... Это муж мой рассказывал, он был ветеринарным врачом, и я никогнда не резала кур. Я не могла. А он резал. И он мне говорит: «Ты хочешь видеть, как я зарежу курицу?

00.52 Как я её буду резать, всё это... пух облетает!» [Как это?] Вот где-то здесь [показывает на горло, кок бы под языком] подрезывали что-то. Он это знал. Но он это сдеплал. И когда - я это видела - первую курицу он так зарезал, подрезал ей что-то вот здесь, и вси перья облетели. Она чистая-чистая осталась. Они, видимо, так и резали. [И евреи так делали?] Мне кажется , что это был, наверно, какой-то день, где-то было такое место, где был еврей, который ирезал этого, этих кур. [А где такое место было?] Не знаю, где. [На базаре?] Нет-нет. [Около синагоги?] Нет-нет, вот я знаю... Но было где-то мам такое место. [То есть вы помните, что они в какое-то место ходили?] Да-да.

00.53 Они ходили, живую туда носили, а а уже мёртую оттуда несли. Уже без перьев. [То есть они не ощипыявали кур?] Нет-нет, они не щипали. Это я уже знаю, это муж мой так первую курицу [зарезал]. Я видела, как она крыльями била и сказала: «Нет, не делай этого, бо я не могу смотреть». [А кроликов евреи ели?] Вы знаете, в это время как-то кролей не разводили. Это уже позже. А может быть, кто-то держал... Не знаю, наверно, ели. Но знаю, что они свинины не ели.

00.54 Они говорили, что это «трэфнэ». [А что еще для них трэфнэ?] Не знаю. [А молочное?] Всё-всё ели! Вот когда приходил к нам этот... ну... врапч этот, Тигер, то он говорил (не знаю, как этого мальчика звать было; знаю, что жену звать было Сара у этого врача), он еще говорил [сыну]: «Кушай, кушай, это полезно молоко!» Знаете, моя мама така була гостеприимна: «Пане доктор! (знаете, так звэрталыся колысь), пане доктор, сидайтэ, то я й вам дам! То най будэ!» То вин, знаете так: «То я буду до вас прыходыты».  Прыходыл до нас. Я так зрозумела, шо вин хоче прыйтыся з дытыною, над ричкою побуты з дытыною, бильше часу придэлыты дытыне.

00.55 [Сын жил отдельно от отца? Как получилось, что отец спасся, а сына схватили?] Вин був на роботи разром у того Рубля.  Вин був там, и колы вин через задний вхид втик, дытына лышилася. У тых Рублив нэ було дитэй. И та Рублёва просыла, шоб залышылы ту дытыну. А нимци сказалы, шор ни, цэ еврэй, я нэ залышаю. Кажэ [жена Рубля]: «Я його выховаю, я його крэщу, я його бэру за сэбе, в мэнэ дитэй нэма, я його бэру!» [Она готова была ребенка взять?] Да-да, вона готова була взятии ту дытыну. Жилы воны дужэ гарно. Вот тилько чэрэз дорогу [дома Тыгера [1] и Рубля [2] сохранились на ул. Чорновола? См. фото].

00.56 Чэрэз дорогу пэрэйты - хата цього Тыгера, батькой ого жинки мав лисопильный такий завод у Гути. И сам Тыгер був з Гуты. Цэ ж я узнала нэдавно, шо вин був з Гуты. [Помните Вы какие-нибудь еврейские праздники?] Нет. Не помню, только Пасху. [А Пасху как они справляли?] Этого я не знаю. [Опять пытается вспомнить название мацы, хочет даже позвонить Свете.

00.57 Записываем телефон Светы для возможной встречи.] [Что евреи готовили особенного?] Куры. Вот в субботу воны святкаувалы, у нас нэдиля выхидный динь, а у ных була суббота. И воны в субботу, навить воны плыти... воны могли в плыту накласти - вы знаете, дровамы плыту, вы бачилы, як вона роспалюеця?  Накладаеця дров, там папиры трэ класти - навить у субботу нэ чэркнулы сырнык [спичку]! [А кто им плиту разжигал?] А хтось йишов по дорози, то воны кажуть: ходы, пидпалы мэни! Навить воны нычого нэ робылы!  У ных була суббота нибы святэ таке.

00.58 [Почему нельзя зажигать огонь?] Палыти вогонь? Бо цэ грих було для них, цэ грих було! Воны наклали дров, и вот вы йишлы по вулыци, и воны клычуть. Нэ раз и мою маму клыкалы, шо придите, пидпалыте! Мама йишла, мама знала, шо цэ ... [Это любой человек мог делать или был постоянный помощник?] Ни, любый, хто йишов по дорози! Вы йишлы, и вы бачилы його и вин казав, шоб вы ходыли - пидпалыть мэни! И вин дае вам сырнык, вы чэркнулы, пидпалылы - дякую! - и вы соби пишлы. А куры у ных було святэ. В субботу у них наибиднийший еврэй [имед на столе курицу ]- бо булы еврэи богати и бидни еврэи. [Кого считали богатым?] Ти, шо малы магазины. [А портные были бонгатые или бедные?] Богатые. Вы знаете, он уже держал - это называется челядник.

00.59 Вот этот ученик, который учился, назывался челядник. Вот мий дядко [был в учениках у портного], дуже гарно говорил по-еврейски. [Как он научился?] Вин вчился у них, воны говорыли, вин сприймав всэ, и тоди, як вин вже кончав навченне, я не знаю, чи два роки трэ було учитыся, чи три роки, платыли ему, значыть, кравцеви, и вин так йишов, так уже з ними вин прощався по-еврэйски. А тэй кврэй вытаращил очи, кажэ: «Звидки ты знаешь еврэйску мову?» - «Ну я з вами два-чотыри роки, розумию всэ!» [И много таких увкраинцев-учеников было у евреев?] Булы, булы! Но нэ було  такк4 на Солотвино багато, ну два-три...

 

[Transcription incomplete: mins. 1:00-1:53 not included. See part II].

English translation of transription: 

Not yet

Description: 

Pre World War II life in Solotvin.

Jewish residents of Solotvin.

Jewish Traditions: festivals, food, ritual slaughter.  

The Holocaust.

Jewish dwellings in Solotvin.



Interviewer: Olga Belova

Interviewer: Elena Kushnir